Великий русский писатель М.А.Булгаков полтора года проработал на Смоленщине, большую часть из которых он провёл, работая врачом в больнице Сычёвского уезда. Вместе с ним была его жена Татьяна Николаевна Лаппа. Писателю было тогда 25 лет.

         Приехали они в Сычёвский уезд в сентябре 1916 года. В Смоленском архиве сохранился следующий документ: «В Сычёвскую уездную земскую управу 24 сентября 1916 года.

         Губернская земская управа командирует при этом в распоряжение уездной земской управы для временного замещения одной из пустующих в уезде участковых вакансий командированного в распоряжение Губернской земской управы врача резерва Московского окружного военно-санитарного управления Михаила Афанасьевича Булгакова.

         Врач командировался в Сычёвский уезд на тех же условиях, на которых Губернский управой командировался в уезды приглашённый ею временный эпидемический персонал, причём в доплату к содержанию, получаемому врачом Булгаковым от военного ведомства. Губернской управой признано необходимым уплачивать этому врачу 185 рублей в месяц при разъездах на счёт земств. Из этой суммы Губернская земская управа просит уездную уплачивать врачу Булгакову ту сумму, которая назначена в уезд врачам, приглашённым уездным земством, т.е. 125 рублей.

         Кроме того, согласно принятым условиям, уездное земство за время работы на врачебном пункте нужно взять на себя предоставление командируемому персоналу квартирной натурой. Доплата до 185 рублей в месяц сверх вознаграждения, получаемого от уездного земства, будет производиться на счёт Губернского земства. Вознаграждение от военного ведомства будет пересылаться Губернской управой по мере его получения.

         Проезд от города Смоленска до города Сычёвки, а также от города Сычёвки до города Смоленска при вызове Губернской управой, принимается за счёт Губернского земства, разъезды же по уездам относятся на счёт уездного земства.Был конец сентября, шли затяжные дожди. Пребывание молодого доктора и его верной спутницы на Смоленщине было окрашено в нерадужные цвета: шла тяжелая война, специалистов в провинции не хватало… Пожилой управляющий в Сычевке посмотрел на них поверх очков и глубоко вздохнул:

- Извините, господа, идет война, выбора нет. Будете работать в селе Никольском. Там отнюдь не самая худшая больница в наших краях. Желаю успехов.

         Служба врача Булгакова в Сычёвском уезде Губернская управа будет считать с 27 сентября и просит уездную управу тотчас сообщить ей, куда назначен для работы врач Булгаков.

         Врачу Булгакову в счёт жалованья Губернской управой выдано 50 рублей. Пред. управы  зав.санитарным отделом».

Литературовед М. Чудакова, основываясь на воспоминаниях очевидцев, так описывала это место: «Размещалась больница в бывшем помещичьем доме, проданном его по­следним владельцем земству. Белый двухэтажный дом смотрел фасадом на озеро: оно образовалось, когда протекавшую близ больницы речку перегородили плотиной. Больницу окружал лиственный парк: несколь­ко уцелевших огромных лиственниц местные жители и сегодня называ­ют «немецкими елками». На том бе­регу речки, дугой огибавшей терри­торию больницы, находился заповед­ник. С трех сторон больницу окружал лес, а с четвертой лес быстро кончался, и за лугом в версте видна была деревня Никольское. С другой стороны, за заповедником, в полуто­ра верстах — имение Муравишники и деревня Муравшшшково. Заповед­ник, мутная речушка, гнилой мостик над ней,—таков фон действия рас­сказа «Пропавший глаз».

У владельца имения Василия Оси­повича Герасимова, которого не раз посещал Булгаков, нередко гостил его родственник Николай Иванович Кареев, а летом в имении бывали с семьями известные художники Г. С. Верейский и В. А. Фаворский... Воз­можно, сохранились их рисунки этих красивых мест. Один из сыновей вла­дельца имения, уже знакомый Ми­хаил Васильевич Герасимов, был в то время председателем Сычевской земской управы, второй сын—Вла­димир Васильевич — был врачом. Оба они, как и другие представи­тели уездной интеллигенции, состав­ляли круг знакомств Булгакова.

«Напротив больницы,— продолжает вспоминать Татьяна Николаевна - стоял полуразвалившийся помещичий дом...» Это был дом семьи Гераси­мовых, и как указывает М. Чудакова, он сгорел за несколько дней до февральской революции со всем со­держимым по неосторожности сто­рожа, причем воспоминание о пожа­ре, очевидцем которого явно был Булгаков, по всей вероятности на­шло впоследствии отражение в рас­сказе «Ханский огонь».

Здесь отметим еще один возмож­ный источник пожарного огня. В сравнительно недалеком от Ни­кольского селе Дугино (не булгаковское ли это Дульцево?) было ста­ринное имение графов Паниных — князей Мещерских, где был дом-дворец, сгоревший при таинственных об­стоятельствах в начале 1918 года. Это вполне могло быть известно бывшему тогда уже в Вязьме Бул­гакову.

И Никольское, и Муравишники (та­кое правильное название этой дерев­ни) существовали уже давно, и всег­да не отличались размерами. Так в старинном справочнике «Список на­селенных мест Смоленской губернии по сведениям 1859 года» (СПб, 1868 —с. 381) в Никольском (указа­но, что у деревни расположено безы­мянное озеро) — 3 двора и 30 жи­телей, в Муравишниках — 4 двора и 27 жителей. Сейчас же там нет ни­кого...

Что же произошло? В общем ти­пичная, к сожалению, картина. И в Муравишниках, и в Ново-Никольском еще с десяток лет назад бы­ли жители. Потом постепенно исчез­ли, и только полуобвалившиеся за­колоченные срубы да остатки печей на месте пепелищ найдем мы здесь.

Судьба самой Никольской боль­ницы более трагична. Долгие годы после того, как здесь работал Миха­ил Булгаков, она исправно служила жителям окрестных деревень. Но вот наступил 1941 год. Главный врач больницы Константин Иванович Миначенков ушел на фронт. Его сест­ра Евгения Ивановна организовала здесь госпиталь для раненых совет­ских бойцов. Когда пришли фаши­сты, наших солдат переправили в другое место, где их нельзя было обнаружить. Евгению Ивановну фа­шисты расстреляли, а больницу и деревню Муравишники сожгли. Об этом помнит и жительница близле­жащего Извекова Александра Ива­новна Оболенская, бывшая до войны с родителями в прибольничном го­родке, и другие.

На месте Никольской больницы сейчас большая поляна в глухом ле­су, но сохранились остатки фрукто­вого сада, царят над окрестностями четыре могучие лиственницы («не­мецкие елки»), совсем заросло и пре­вратилось в пруд бывшее небольшое озерцо над плотиной. А на окраине этой Никольской поляны — травяни­стый, поросший кустарником холм, скрывающий остатки кирпичного фун­дамента основного больничного кор­пуса. Сам же кирпич, оставшийся от разрушенного взрывом здания, был употреблен для постройки домов ок­рестными жителями. И вокруг толь­ко глухой лес, овраги, заболоченные мокрые низины, кочки, кустарник... Вот и все.

Чтобы представить себе объем про­изводимой работы, приведем несколь­ко цифр из архивных источников (по материалам М. Стеклова). Николь­ская земская больница обслуживала восемь волостей, где проживало в 1916 году 36 584 человека. В годо­вом отчете за этот год о деятельно­сти больницы приводятся следующие данные: приходящих больных было отмечено 7892, из них в первые ме­сяцы работы Булгакова пришлось: в октябре —306, в ноябре —535, в декабре —852 человека. Всех амбу­латорных посещений было 15 906, из них в. октябре — 806, ноябре — 1198, - декабре—1184; число эпидемических больных было —733. Кроме того, в стационаре больницы лечилось в те­чение трех месяцев 82 человека.

Эти сухие цифры во многом могут объяснить в данном случае и тре­вожное психическое состояние мо­лодого доктора в рассказах Булгако­ва. Ему, как видимо, и самому ав­тору, приходилось работать день и ночь. Среднее ежедневное посещение больницы в октябре 1916 года - бы­ло 31, в ноябре —42, в декабре — 57 человек, а между тем эти цифры не учитывают выезды медицинского персонала, в том числе и врача в различные деревни. Это нашло отра­жение в «Записках...»: их герой вы­езжает в любую погоду и, порой, ри­скует жизнью («Вьюга»).

В булгаковских рассказах показа­но, как объем работы молодого док­тора после серии удачных операций, снискавших ему почти такой же ав­торитет, как и у его предшественни­ка Леопольда Леопольдовича, воз­растал из месяца в месяц. Так чи­таем в рассказе «Стальное горло»: «Вот настал день, когда я принял сто десять человек. Мы начали в девять часов утра и кончили в во­семь часов вечера». А вот из расска­за «Вьюга»: «Ко мне на прием по накатанному санному пути стали ез­дить сто человек крестьян в день. Я перестал обедать...». Второго вра­ча в больницу в помощь Булгакову так и не дали.

Места происходящих вокруг Ни­кольской больницы событий обозна­чены Булгаковым довольно точно, хотя порой, либо немного, но узна­ваемо изменены. О трансформации Никольского мы уже знаем, а уезд­ный город Сычевка прозрачно за­менен Грачевкой, Караваевская во­лость заменена на Коробовский уезд (в «Звездной сыпи») и так далее. Мелькают названия деревень — Гра­биловки («Полотенце с петухом»), Торопова и Дульцева («Крещение по­воротом»), Коробово («Тьма египетекая»), Шалометьево («Вьюга»), Гришево и город Вознесенск («Пропавший глаз») и другие.

Попробуем разгадать здесь некото­рые зашифрованные булгаковские ад­реса. Например, город Вознесенск из «Пропавшего глаза» или некую же­лезнодорожную станцию из печаль­ного монолога в рассказе «Тьма еги­петская»: «Мы отрезаны от людей. Первые керосиновые фонари от нас в девяти верстах на станции желез­ной дороги. Мигает там, наверное, фонарик, издыхает от метели. Прой­дет в полночь с воем скорый в Мо­скву и даже не остановится — не нужна ему забытая станция, погре­бенная в буране. Разве что занесет пути».

Что же это за станция с проходя­щими полночными скорыми на Мо­скву?

«Загадку» «города Вознесенска» удалось, видимо, решить, прибегнув к помощи старых справочников Смо­ленской губернии. Там в «Списке станов и волостей» и значится поч­товая станция (по старинному — стан) Воскресенск, обслуживающая, кроме «своей» волости — Воскресен­ской, еще в Караваевскую, где была Никольская больница. Теперь это большое село Днепровское.

Но на этом «железнодорожные» загадки у Булгакова не кончаются. Вот как (в рассказе «Морфий») пред­полагается путь повествователя в Гореловский врачебный участок из уездного города, в котором узнает­ся Вязьма:

«Вечер я провел над путеводите­лем по железным дорогам. Добрать­ся до Горелова можно было таким образом: завтра выехать в два часа дня с московским почтовым поез­дом, проехать тридцать верст по же­лезной дороге, высадиться на стан­ции, и от нее двадцать две версты проехать на санях до Гореловской больницы. «При удаче я буду в Гореловке завтра ночью»,— думал я. Вполне вероятно, что если не учи­тывать маскирующие слова о «мос­ковском почтовом поезде», это мо­жет быть путь из Вязьмы в Новодугино и дальше до Никольского.

Взгляды исследователей и Татьяны Николаевны на житьё-бытьё в Никольском прямо-таки полярны. Леонид Паршин приводит вывод Лидии Яновской о том, что смоленский период в жизни Булгакова – это самый светлый в его биографии.

         Но Т.Н.Лаппа опровергает его: «Эта полоса была ужасная. Отчего вот и бежали мы из земства… Он был такой ужасный, такой, знаете, какой-то жалкий был… Я знаю, что там у него было самое ужасное настроение… Не дай Бог такое…»

         Тяжело воспринимали своё житьё-бытьё Булгаковы в деревне. Вчерашние жители Киева и Саратова глубоко переживали царящую здесь темноту, невежество и антисанитарию.

         Но главные переживания Татьяны Николаевны были связаны даже не с этим. После возвращения из Саратова М.А.Булгаков, отсасывая через трубку дифтерийные плёнки из горла больного ребёнка, заразился и попросил сделать прививку. Молодой врач попросил вспрыснуть себе морфий. Через некоторое время он привык и стал требовать введения морфия дважды в день.

         Т.Н. Лаппа первой поведала о трагическом заболевании М.Булгакова. О состоянии больного, принимающего морфий, писатель подробно рассказал в рассказе «Морфий».

         М.А. Булгаков принимал морфий и в Никольском и в Вязьме, где он с женой оказался в конце 1917 года. Вот как она описывает свою жизнь здесь: « Я только знаю морфий. Я бегала с утра по всем аптекам в Вязьме, из одной  аптеки в другую… Бегала в шубе,  в валенках, искала ему морфий .»

Татьяна Николаевна свидетельствует о том, кто работал тогда, в сентябре 1916 года, в Никольской больнице. Среди них она называла Емельяна Фомича Трошкова, медсестру Степаниду Андреевну Лебедеву и Агнию Николаевну Лобачевскую, о которой она сказала так: «Одна немолодая такая, акушерка была, довольно симпатичная, деловая».

         Именно А.Н. Лобачевская стала прототипом фельдшерицы Анны Николаевны из «Записок юного врача» М.А. Булгакова. Но не только. Можно предположить, что не случайно в рассказе «Морфий» встречается имя Анна: «Итак, три человека погребены здесь под снегом: я, Анна Кирилловна – фельдшерица-акушерка – и фельдшер».

         Виденное и пережитое Булгаковым запечатлел в «Записках юного врача». В документальности «Записок» трудно усомниться. И адреса им названы либо точные, либо несколько изменённые. И Никольская больница была, как пишет автор, за 40 вёрст от уездного центра. Деревня Дульцево существует и поныне. Ну, а Грачёвка – это, конечно, же Сычёвка, как Грищево – Гришково.  В рассказах иногда больница называется Мурьевской, так это та же Никольская; она находилась за околицей села Муравишники… Жизнь в Никольской тогда была скучна. «Мы отрезаны от людей. Первые керосиновые фонари от нас в девяти верстах… Первые электрические фонари в сорока верстах, в уездном городе. Там сладостная жизнь, кинематограф есть, магазины». («Записки юного врача). Пустынным представлялись здешние места молодому врачу:  «А сверху сеет и сеет, и стынут кости.  Да разве я мог бы поверить, что в середине серенького кислого сентября человек может мёрзнуть в поле, как в лютую зиму?! Ан, оказывается, может. И пока умираешь медленною смертью, видишь одно и то же, одно. Справа горбатое обглоданное поле, слева чахлый перелесок, а возле него серые драные избы, штук пять или шесть. И, кажется, что в них нет ни одной живой души. Молчание, молчание кругом…»

         18 сентября 1917 года Булгаков добился в вяземскую городскую земскую больницу.

         В это день ему выдано было Сычёвской уездной земской управой удостоверение, в котором перечислялись проделанные им за год операции, среди которых – одна ампутация бедра (вспомним рассказ «Полотенце с петухом» - о красавице, попавшей в мялку), поворот на ножку («Крещение поворотом»), трахеотомия («Стальное горло») – операция, приведшая, как говорилось, к тяжёлым личным последствиям для самого врача…

         Указано было также, что «1 раз произведено под хлороформным наркозом удаление осколков раздробленных рёбер после огнестрельного ранения» - отсюда тот персонаж, у коего «было видно лёгкое и мясо груди висело клоками» и который через полтора месяца «ушёл у меня из больницы живой» («Пропавший глаз»)… В справке указано, что за год в стационаре перебывало 211 человек, а на амбулаторном приёме – 15361( т.е. в среднем по 40 с лишним человек за день, считая все праздники).

***

12 октября 2011 года в городе Сычевке Смоленской области был торжественно открыт памятный знак в честь великого русского писателя и драматурга Михаила Булгакова. Это камень-валун,  поднятый из местного карьера. Он символизирует большой талант писателя, дар-самородок, рождённый глубинными силами России. Табличка на нем напоминает о пребывании Михаила Афанасьевича на сычевской земле. Надпись на табличке: «Великий русский писатель Михаил Афанасьевич Булгаков(1891—1940 г.) с 29.09.1916 по 18.09.1917 г. состоял на службе Сычевского земства в должности врача, заведующего Никольской земской больницей». Дата открытия памятника была выбрана не случайно. Именно в этот день — 12 октября (по новому стилю) 1916 года Михаил Булгаков прибыл к месту новой работы. В 1916 году молодой врач Михаил Булгаков заведовал больницей в селе Никольском — сейчас этого села нет, от здания больницы сохранился только фундамент, и после административной реформы он находится уже на территории Новодугинского района. Зато в Сычевке сохранилось здание бывшей уездной управы — тот самый офис, где Булгакова назначили в Никольское и куда он приезжал отчитываться о работе. Двухэтажное здание находится на пересечении улиц Пушкинской и Большой Советской, сейчас в нем размещены финансовое управление района, отдел по образованию, отдел службы судебных приставов. Памятный камень установили неподалеку от входа в бывшую управу.